Литература о букинистах < Назад
Михаил Елизаров. «Библиотекарь». 2009
Существуют книги, вызывающие благоговение, такие как «Дон Кихот», «Макбет», «Песнь о Роланде» и многие другие. Но они не считаются священными как Коран, Библия. К теме священной книги, каббалы неоднократно обращался Хорхе Льюис Борхес. Если какому-нибудь филологу-сервантесоведу случится сказать, что «Дон Кихот» начинается со слова, состоящего из одной буквы (в), затем следует слово из восьми букв (скромной) и два, содержащие по девять букв (деревушке, провинции), из чего он вознамерится сделать выводы, его тут же сочтут безумным. Библия же изучается именно таким образом. Например, говорится, что она начинается с «bet», первой буквы слова «breshit». Почему начинается с «bet»? Потому что эта начальная буква в еврейском языке означает то же, что и начальная в слове «benedicion» («благословение») в испанском, а текст не может начинаться с буквы, которая соответствует проклятию; он должен начинаться с благословения. «Bet» – первая буква еврейского слова brajá, означающего благословение. Для мусульманских богословов Коран представляет собой книгу, совершенно отличную от других. Для них эта книга более древняя, чем арабский язык; ее нельзя изучать ни с исторической, ни с филологической точки зрения, поскольку она древнее создавших ее арабов; языка, на котором она написана; вселенной. Коран ни в коем случае не считается творением рук господних; он более тонок и таинствен. Для ортодоксальных мусульман Коран – атрибут Господа. В том же Коране говорится о таинственной книге, книге-матери, небесном прообразе Корана : она находится на небесах и почитается ангелами. понятие священной книги в корне отличается от понятия книги классической. В священной книге священны не только слова, но и буквы, из которых она составлена. Такой подход применяют каббалисты при изучении Писания. В священной книге не может быть ничего случайного.
В своей книге "Библитекарь" Михаил Елизаров предположил существование таких книг, не классических а сакральных, написанных на русском языке. Автором этих книг оказался забытый писатель Дмитрий Александрович Громов (1910-1981), писавший в жанре соцреализма. «Хоть и было выпущено Громова общим числом больше чем полмиллиона, только отдельные экземпляры чудом осели в клубных библиотеках в далеких поселках, больницах, ИТК, интернатах, гнили в подвалах, схваченные накрест бечевкой, стиснутые материалами какого-нибудь съезда и ленинским многотомьем.
И все же у Громова имелись настоящие ценители. Они рыскали по стране, собирая оставшиеся книги, и ничего не пожалели бы за них. Это в обычной жизни книги Громова носили названия про всякие плесы и травы. Среди собирателей Громова использовались совсем другие названия - книга Силы, Книга Власти, книга Ярости, книга Терпения, Книга Радости, Книга памяти, Книга Смысла... » Вокруг случайно сохранившихся экземпляров книг Громова образуются кружки-читальни, объединения читателей сакральной Книги, скованные общностью интересов: чтение с последующим экстатическим состоянием. Состояние это достигается не просто чтением книг Громова, а полным прочтением оригиналов (ксерокопии и перепечатки не действовали) без перерывов, пропусков. Даже одно ошибочно слово может свести на нет действие Книги. То есть книги Громова вполне могут считаться священными. Читатели их внимательно относились к даже к приложенным спискам опечаток. Человек, прочитавший книгу Громова, становится добрым, отзывчивым, мудрым и светлым, он готов изменять мир к лучшему. Но в то же время он делается маниакальным, восторженным и чудовищно жестоким - с легкостью готов вонзить шило в печень другого такого же читателя, прочитавшего светоносную книгу Громова в другой читальне.
«... Сон, видение, галлюцинация - все эти слова тоже не отражают сути того комплексного состояния, в которое погружала Книга. Лично мне она подсунула полностью вымышленное детство, настолько сердечное и радостное, что в него сразу верилось из-за ощущения полного проживания видений, по сравнению с которыми реальные воспоминания были бескровным силуэтом. Более того, этот трехмерный фантом воспринимался ярче и интенсивнее любой жизни и состоял только из кристалликов счастья и доброй грусти, переливающихся светом одного события в другое.»
После нескольких лет смертельных боев между библиотеками количество сохранившихся книг Громова сократилось в десятки раз; не мудрено, что стоимость «лишнего» экземпляра Книги выросла до стоимости квартиры. Фанаты книг Громова образуют некое сообщество, эдакий подпольный, глубоко законспирированный Громовский Мир, со своими законами и понятиями, мир, почти не пересекающийся ни с миром воровским, ни с миром книголюбов. От ролевиков громовчане позаимствовали доспехи и оружие из подручного материала. От коллекционеров переняли всеразоряющую страсть к обладанию, а от уголовников – иерархию и безусловное подчинение лидеру. От взаимного уничтожения читателей книг Громова несколько предохраняет запрет использования огнестрельного оружия.
У Елизарова не говорится прямо о том, что книги Громова искали кроме библиотек также и в букинистических магазинах, но как же без этого, если подобным книгам там - самое место?
