Литература о букинистах < Назад
П. Н. Берков. Русские книголюбы. Очерки. Москва-Ленинград, 1967
Павел Наумович Берков (1896 - 1969) - советский литературовед, библиограф, видный специалист в области русской литературы XVIII века. В последние годы жизни Берков активно интересовался движением книголюбов и, стал, возможно, лучшим знатоком мира библиофилов. Им были опубликованы серии из трёх книг «О людях и книгах: Записки книголюба» (1965), «Русские книголюбы: Очерки» (1967) и «История советского библиофильства (1917—1967)» (1971). Посмертно были опубликованы сборники статей и переиздания трудов Беркова («Избранное: Труды по книговедению и библиографоведению», 1978; «Проблемы исторического развития литератур: Статьи», 1981; «История советского библиофильства. 1917—1967», расширенное издание под редакцией Д. С. Лихачёва, 1983; «Статьи по библиографической эвристике», 1996)
Как и все работы о библиофилах, книга Беркова «Русские книголюбы» начинается с определений понятий «библиофил» и «книголюб». Поскольку издана она была в советское время, имеются в ней рассуждения об отличиях советских книголюбов от буржуазных библиофилов. Отмечается, например, что в большинстве печатных материалах о советских собирателях домашних библиотек не принято было упоминать слово «библиофил», которое связывалось с буржуазными коллекционерами, жертвами своей всепоглощающей страсти к приобретению книг, все новых и новых, вернее, все других и других — почти всегда не новых, а старых, но по каким-либо причинам «нужных» данному собирателю. «Нужность» этих книг была у подобных библиофилов особая: в большей части случаев библиофил своих книг не читал или читал с одной только целью — найти в них сведения о других, почему-либо интересных для него изданиях. У него был свой список «дезидерат» (желательных, нужных книг), и как только данная книга была приобретена, она уже утрачивала для библиофила свой жгучий интерес. «Об этих старинных библиофилах современный советский книголюб едва ли имеет представление. Между тем почти каждый из них являлся интересным образцом человеческой психологии, а некоторые, может быть, даже психопатологии, потому что у многих из них в их коллекционерской, библиофильской психике было что-то болезненное, ненормальное.» После этого необходимого вступления следуют слова, написанные с симпатией: «А во всем остальном это были люди как люди, даже умные, бывалые; часто это были наблюдательные, интересные собеседники.» и много других теплых слов. Например, пересказывает следующий случай, упомянутый в "Рассказах о книгах" известного библиофила Н.П. Смирнова-Сокольского. Писателю Виктору Шкловскому понадобились сведения о литературном окружении художника П. Федотова. Наведя безрезультатные справки у разных ученых, вплоть до академиков, В.Б. Шкловский обратился по телефону к такому книголюбу (предположительно это был сам Смирнов-Сокольский) и получил нужные, исчерпывающие сведения.
Павел Наумович рассказывает о двух особенно запомнившихся ему библиофилах, с которыми он познакомился в середине 20-х годов. Знакомства между библиофилами, как правило, возникали при встречах в местах букинистической торговли. В это время, в годы нэпа, государственных книжных магазинов, продававших старую — букинистическую и антикварную книгу, в Ленинграде было еще мало. Существовало несколько больших книжных магазинов, принадлежавших главным образом еще дореволюционным книгопродавцам; эти магазины находились на Литейном, отчасти на Среднем проспекте Васильевского острова и Большом проспекте Петроградской стороны. Кроме них несколько мелких лавочек ютилось в Апраксином дворе и — особенно много — в Александровском рынке, тогда еще не перестроенном (находился на углу Невского и нынешнего проспекта Бакунина). Однако больше привлекала книголюбов торговля на «толкучках», «барахолках»: на Сенной площади, Сытном рынке и на маленькой «барахолке» на углу Фонтанки и Забалканского (теперь Московского) проспекта. Самая же интересная торговля старыми книгами была сосредоточена на главной «барахолке», в Чубаровом (ныне Транспортном) переулке, действовавшей только раз в неделю. Чаще всего Павел Наумович приобретал книги у В.Н. Баскова. Однажды, в очередной раз разыскав Баскова, он с огорчением увидел, что в книгах уже роется какой-то старик. Как только Павел Наумович попытался приблизиться к "товару" Баскова, старик закричал: «Нет, нет!», растопырил руки и загородил книги. Басков успокоил его: «Доктор! Не волнуйтесь: они покупают не по вашей части». И оба покупателя стали мирно отбирать интересующие каждого книги. Так произошло знакомство с доктором Фаддеем Соломоновичем Авиновицким. Оказалось, что Доктор Авиновицкий был санитарным врачом ЛЕСПО (Ленинградского единого союза потребительских обществ), и на его обязанности лежала проверка санитарного состояния пивных, принадлежавших этому кооперативному союзу. Контролером он был очень усердным, хотя и не строгим, и очень часто и регулярно обходил пивные. Книги доктор собирал не по своей медицинской специальности, а по социальным вопросам, главным образом по истории русского революционного движения. Денег у него было мало, семья же большая, — во всяком случае, свои книжные покупки доктор Авиновицкий скрывал от жены. Дома у него библиотека была довольно обширная и размещалась на антресолях. Когда же на антресолях не хватило места, доктор Авиновицкий организовал «филиалы» своей библиотеки; в каждой подведомственной ему пивной — под стойкой — он стал хранить неразвязанные пачки книг, приобретенных на «барахолках» или в книжных магазинах. И именно опасение за судьбу оставленных на хранение книг вызывало его служебное рвение. Почти ежедневно посещая «свои» пивные, Авиновицкий не столько контролировал их санитарное состояние, сколько проверял сохранность своих книг.
Судьба библиотеки доктора Авиновицкого печальна: владелец умер в 1940 г. в восьмидесятидвухлетнем возрасте. Во время войны, в отсутствие дочери доктора, соседи по квартире употребили его книги в качестве топлива. Были ли собраны доктором книги, хранившиеся в пивных, неизвестно.
Вторым библиофилом старинного покроя, о котором рассказывает Берков, был Владимир Александрович Кенигсон, до революции бывший крупным инспектором одного из богатейших страховых обществ. Коллекционировал он, главным образом, книги по библиографии, а также те издания, которые в специальной библиофильской литературе считались редкими. Наметив себе очередную "нужную" книгу, Кенигсон с упорством человека, одержимого навязчивой идеей, обходил магазин за магазином, лавочку за лавочкой, "барахолку" за "барахолкой", пока наконец не находил то, что искал, и теми или иными путями не добивался того, что желанная "нужная" книга оказывалась в его владении. Тогда он писал на ее форзаце: "Редка!", "Большая редкость!", "По Сопикову (или Березину-Ширяеву) величайшая редкость!". Кенигсон умер во время блокады, часть его библиотеки перешла к одному из его родственников, а другая - и, кажется, значительнейшая, доставшаяся другим наследникам, - попала на рынок.
